Никсон, в последние дни действительно проводились работы на сервере, порой и во время конкурсного. Но 14.09.2013 работ не было, я посмотрел ваш результат 2:40 - очень приличное время, неужели что-то раздражало?
На всякий случай посмотрел у себя на версии с двумя игроками - конкурсный моментально загрузился из базы данных в кэш - и дальше уже выдавался из кэша со скоростью доступа к не тяжелой статичной страничке. Понимаю, что скорость доступа у всех разная. Дело не только в Интернет-канале до дома, а во всей цепочке от вашего дома до нашего железа.
Внедрять какой-либо софт на ваши компьютеры, чтобы убрать этот момент полностью, не считаю целесообразным, к тому же это дорого и непонятно. И так, кто уже только не следит за нами из Скайпа, Фейсбука, Гугла, Виндоуз... Зачем вам еще один паразит, о котором мы даже и знать не будем (я тоже вряд ли). Сноуден знает все эти штучки.

Взгляд на нашу науку и положение дел биофизика К.Агладзе (по материалам РБК).

Физтех вошел в число вузов, которые государство собирается продвигать в международных рейтингах. Их задача - попасть в первую сотню учебных заведений мира. Профессор МФТИ Константин Агладзе показал корреспондентам РБК Александре Федотовой и Кириллу Сироткину свою лабораторию и рассказал о грядущих революционных преобразованиях в Физтехе, об обмелении науки, о недоверчивых россиянах и удивительной Японии.

Ученый с мировым именем, бывший профессор Киотского университета К.Агладзе стал одним из первых победителей конкурса правительственных мегагрантов: в 2010г. он получил финансирование в 5 млн долл. для поддержки своих исследований и открытия лаборатории в родном Московском физико-техническом институте. На протяжении двух лет он проводил в МФТИ около четырех месяцев в год, а с весны 2013г. ученый окончательно вернулся на родину.

На какой стадии сейчас процесс создания лаборатории, на которую был направлен мегагрант?

Лаборатория работает, и сейчас она находится на балансе института.

Вы вернулись в МФТИ, вузу теперь обещают серьезную реформу. Каким образом планируется "поднять" Физтех в первую сотню вузов мира?

Сейчас будет происходить очень серьезная реформа некоторых вузов. Речь идет о Программе по повышению конкурентоспособности.

В 15 вузов будут влиты серьезные средства, чтобы поднять их уровень. Они должны войти в сотню лучших в мире, но это не самоцель, это индикатор. Цель - вытащить эти вузы, чтобы они потом организовали сеть, из которой бы проросла, как грибница, будущая образовательно-научная система. Из этих университетов будут выходить люди, они будут дальше работать, и все это будет развиваться.

"Система Физтеха", придуманная Петром Леонидовичем Капицей, предполагала симбиоз Академии наук и закрытых заведений, где разрабатывались космические и ядерные технологии. А Физтех принципиально не имел своей базы как исследовательский университет, его профессора работали в академических институтах.

Сейчас есть желание пойти по наиболее эффективному пути североатлантической научной модели, Физтех будет создавать свою мощную исследовательскую базу. В рейтинге университетов мира исследования имеют большое значение. И это не зря, потому что, когда студенты общаются не с посредником, который, возможно, очень хорошо выучил предмет, но не является действующим ученым, а с человеком, который сам делает науку, - это совершенно другое ощущение. Это как что-то забронзовевшее и что-то очень живое.

Нам надо будет создать более 50 лабораторий к 2020г. в кампусе Физтеха и развернуть здесь серьезные исследовательские мощности. Задача крайне амбициозная, и она потребует серьезного переформатирования самого Физтеха, но она, на мой взгляд, крайне почетная. Если у нас все получится, мы сможем оставить след в истории, как бы высокопарно это ни звучало.

Для этого будут использованы очень серьезные ресурсы, но это не пустое поле. Во-первых, есть один из лучших вузов страны с прекрасными студентами, во-вторых, тут рядом биофармкластер (это если говорить про биологию), много научно-производственных объединений, которые сейчас встают на ноги.

Большую роль здесь играет "Физтех-Союз". Это уникальное объединение выпускников МФТИ, которые активно участвуют в деятельности и развитии вуза, способствуют рождению и реализации многих проектов. У большинства наших выпускников остается чувство привязанности. Я давно обращал внимание: "физтехи" распознают своих везде и всегда, я не видел, чтобы выпускники МГУ или Казанского университета так друг друга вычленяли. "Физтех-Союз" был создан активными выпускниками, такими как Андрей Иващенко (директор Центра высоких технологий "ХимРар"), Юрий Алашеев (председатель совета директоров ГК "Агама", директор Центра стратегического развития МФТИ), Сергей Белоусов (CEO и основатель Acronis, Parallels) и многие другие, которые объединились, чтобы помочь развитию альма-матер.

"Физтех-Союз" разработал целую программу по трансформации МФТИ и всего Долгопрудного. Там появится научно-образовательный кластер - настоящий город-сад.

Кроме того, в развитии Физтеха значимую роль играет Наблюдательный совет. Насколько я могу видеть, это отнюдь не формальная организация, его председатель - Владислав Сурков, в составе - президент РАН Владимир Фортов. . То есть для Физтеха тут все очень серьезно, все идет в очень правильном русле: будем строить российский Кембридж.

Насколько нам известно, отдельную роль в этом амбициозном проекте будете играть Вы?

Расскажу подробнее. Эти 50 лабораторий не должны быть аморфными, разбросанными по факультетам (факультеты все-таки должны ориентироваться больше на учебную работу). Они будут распределены по нескольким направлениям. Это тренд такой же, как на Западе: если какое-то направление признается перспективным, там концентрируются усилия и создается институт.

У нас по этим направлениям будут созданы пять исследовательских центров, один из них - биомедицинского профиля - Центр живых систем. Мне поручено организовать его и стать директором.

Мы уже серьезно по этому поводу работаем, но это непростая задача. Надо соблюсти все интересы. Когда начинаешь людей приглашать, у них возникает масса вопросов. Они понимают, что в советско-российской традиции бывает излишнее администрирование. Я как человек, воспитанный больше на западном образце, понимаю, что заведующий лабораторией, PI (principal investigator - руководитель исследования) - это человек в научном плане независимый. Он зависим только в том, что должен где-то под свою науку добыть денег, и понятно, что он несет какую-то ответственность. Но никакому декану или директору института никогда на Западе не придет в голову диктовать PI, что ему делать.

Надо, чтобы люди понимали, что им это все даст. Мы сейчас это как раз делаем, уже в сентябре будет организован первый центр, на подходе еще два.

По каким еще направлениям будут организованы центры?

По оборонным технологиям, новым материалам, фундаментальным проблемам углеводородной энергетики и, естественно, IT. В Физтехе мощная когорта айтишников (ABBY, Parallels, 1С, Yandex), которые тоже объединятся.

Какой процент нынешних студентов остается в науке, могут ли они, приняв такое решение, гарантировать себе хотя бы нормальное существование?

Без специальных мер, которые надо предпринимать со стороны правительства, - нет.

Долгие годы, с советских времен, была позиция честной бедности ученого. Например, в Пущино адепты этого были. Недавно в одной из социальных сетей прочитал: "Люди с Запада приезжают и завидуют, что получая небольшую, но стабильную зарплату, ты можешь заниматься всем, чем хочешь". Это пишет человек, который всю жизнь прожил в нищете, как говорится, не жил хорошо и начинать не надо. А молодому человеку многого хочется, искушений много, и когда встает вопрос, стоит ли идти на мизерные зарплаты…

Хотя по поводу общества потребления отдельная история: нельзя так разгоняться, Земля конечная. Американская модель "все больше, больше и больше" - это неправильно. Говорят, что экономика все время должна расти. Что за чушь собачья? Почему при ограниченных ресурсах мы будем всегда расти?

Молодым людям надо обеспечить комфортную жизнь как минимум, чтобы они не были париями среди таких же, как они, чтобы не ходили в драном рубище - иначе в Шаолинь надо отправляться. Поэтому нужно, чтобы платили нормально.

Нормально - это чтобы концы с концами сводились, чтобы жилье было и так далее. По создаваемым лабораториям это делается. В продвинутых лабораториях аспиранты Физтеха сейчас получают 40 тыс. руб. в месяц. Тут очень сильно помог мой коллега, профессор Георг Бюлдт, заведующий Лабораторией перспективных исследований мембранных белков МФТИ, который очень жестко настаивал, чтобы нормы оплаты были такие же, как в Евросоюзе, - чтобы платили тысячу евро.

Нам не нужна, наверное, такая огромная армия ученых, какая была в Советском Союзе.

Она была огромной за счет отраслевых институтов. В конце 80-х гг. в справочнике было написано про 43 тыс. научных сотрудников АН СССР, а в целом научных сотрудников в Советском Союзе было полтора миллиона. Если будет развиваться промышленность, будет и спрос на молодых ребят.

Мы должны в своем институте формировать предложение. Если они не будут востребованы в России, они будут востребованы за границей. Но хотелось бы, чтобы они были востребованы здесь. Поэтому важно привлекать в вуз высокотехнологичные компании, создавать условия для рождения и развития перспективных бизнес-проектов. Это то, что как раз и предлагают выпускники - создатели "Физтех-Союза", тем более у большинства из них огромный опыт в этом вопросе.

На заднем плане видно, как идет строительство Центра живых систем

Какие у Вас были впечатления по возвращении в Россию, что изменилось?

Я не был в России 9 лет, а в 2009г. приехал в Москву в командировку. Было ощущение, что уровень жизни за эти годы поднялся. В то же время казалось, что с наукой что-то не так.

В России - голод на научную среду. Я не хочу сказать, что на Западе все друг с другом общаются: в Америке из-за сокращения финансирования сейчас очень сильная конкуренция, она приобрела совершенно дикие рамки. Японцы же очень закрыты от других людей. Но там у тебя нет проблем с проведением различных семинаров, обсуждений. Нужен специалист - пожалуйста, ты можешь провести с ним разговор и начать вместе что-то делать.

А здесь начинаешь будто по лесу ходить и кричать "Аууу!". Очень низкая плотность молодых ученых.

В следующий раз я приехал в 2010г. Меня попросили прочитать в Физтехе лекцию. Я посмотрел на студентов, на Физтех - и мне очень понравилось. Может быть, впечатление было бы другим, если бы до этого я не видел уныния в Пущино и МГУ, да простят меня мои друзья оттуда. И хотя на тот момент в Физтехе не было серьезных исследовательских мощностей, но народ был более живой, подвижный, чего-то все хотели, бегали. У "физтехов" очень заразительная энергия. Тем более я и сам "физтех", так что эту энергию хорошо чувствую.

Сегодняшние студенты, конечно, отличаются от тех, что учились, например, в мое время, но не радикально. И это очень приятно. Физтех сохранил привлекательность для молодых людей: сюда едут лучшие абитуриенты со всей страны, а это обнадеживает.

В советские времена мы говорили: посчитай, сколько времени тебе нужно, и умножь на число пи. Когда я начал здесь делать лабораторию, понял, что время, которое по расчету нужно, необходимо умножить на пи квадрат - столько дурацких торможений и внутренних согласований.

В российском обществе вообще некоторые вещи находятся в зародышевом состоянии. Речь идет о реальном экспертном пуле и уважении к экспертам. За счет привлечения зарубежных ученых это пытаются изменить. Но есть еще одна вещь - отсутствие культуры полемики. Начинается обсуждение серьезного вопроса - и сразу так: я хороший - ты плохой, я честный - ты распильщик.

Сразу идет упрощение, нежелание понять точку зрения оппонента, его позицию. Мне кажется, это совершенно не унизительно, если тебя какими-то аргументами убедили, склонили к тому, что ты говоришь "Вы знаете, я ошибся", или "Вот здесь я с вами соглашусь, а здесь - не соглашусь". Или, например, сказать так: "Я понял вашу позицию, моя позиция отличается. Вы меня не убедили, я понимаю, что вас не переубедил, но давайте посмотрим, как будет развиваться ситуация". Этой культуры нет. Идет то же самое, что было при большевиках: "кто не с нами, тот против нас". И это мешает на всех уровнях. На уровне, когда ты взаимодействуешь с продавцом в магазине, когда взаимодействуешь с чиновником, когда ты решаешь какие-то административные вещи, в конце концов, когда ты со студентами общаешься, ты тоже должен получать какую-то обратную связь, а не "закладывать в головы".

Общий уровень науки упал. Где-то он, наверное, сохранился, где-то вырос, но в общем и целом он обмелел, как Аральское море.

Вот взять Пущино, это мой родной город, иногда люблю туда ездить, чтобы некоторое время спокойно пожить. Массовый набор в тамошние научно-исследовательские институты происходил в начале 70-х. Я пришел туда работать в 1978г., уже мало кого принимали на работу, трех человек только взяли на целый большой Институт биофизики. А в начале 70-х брали по 60-90 человек. То есть все оказались примерно одного возраста. Сейчас им всем за 60, кому-то под 70. Кто-то уехал, кто-то умер. Этим людям еще 5-7 лет, а потом кто там будет работать? Пущинский университет без кампуса, без серьезной инфраструктуры - это несерьезно, университетик полувиртуальное существование влачит, пусть меня простят люди, которые там работают.

В Советском Союзе создавали мощные исследовательские центры, укрупненные, имперские, но империя развалилась, а эти центры оказались полуразрушенными. Почему бы теперь не вернуться к университетской науке и науке институтской?

В типичной американской или японской лаборатории университетский профессор, который работает в какой-то поисковой области, обычно имеет парочку постдоков и с десяток разнокалиберных студентов. И, может быть, есть один-два сотрудника, которые с ним остаются, например очень умелый лаборант. Каждый считает, что его направление - самое важное. Но иногда оказывается, что в этом направлении исследования не очень перспективные: где-то произошел прорыв, и туда идет мощный отток всего, или просто закрыли тему.

Бывает отрицательный результат, который хоть и результат, но закрывает тему. Трагедии нет, потому что студенты все равно защищают свои дипломы, аспиранты все равно защищают свои диссертации, профессор читает лекции и получает за это деньги. У него нет гранта, лаборатория схлопывается, но трагедии нет. Он переориентируется, если у него есть на это силы, получает грант, опять берет студентов.

Теперь посмотрим, что происходит в классической советской академической системе. Под сильного лидера создается лаборатория - под суперлидеров даже институты создавались. Приходят, разрабатывают тему, допустим, он такой гениальный, что тема не закрывается. Но лидер небесконечен: он умер или заболел, ушел от дел. А лаборатория остается, там десятка полтора постоянных сотрудников. И куда их девать, что с ними делать? Это заставляет браться за те темы, в которых меньше рисков. Люди-то жить должны. Подвижности, как в Америке, в России нет, когда с квартиры съехал, в другом штате снял. Здесь получил квартиру, которую ждал 10 лет или еще только ждет, а тут тема оказалась неперспективной. Поэтому невольно в этой системе рискованные работы будут отсекаться. Таким образом, все будет схлопываться, механизм такой.

В советские времена наука мощно пошла, когда были суперзадачи оборонного значения - космос, ядерное оружие и много других разработок. Появились мощные институты, которые создали школу советских физиков. Это было сделано именно для решения глобальных задач, было понятно, в каком направлении работать, а также то, что это не закроется в ближайшее десятилетие. Такие вещи должны оставаться. Университетские профессора так работать не могут, они индивидуалисты в каком-то смысле.

Есть регулярная армия, которая под бой барабанов наступает, и есть скауты-разведчики. Скаута подстрелили - ничего, второго подстрелили на том направлении, значит, туда не надо ходить или, наоборот, двинуть туда какие-то силы.

Я в юном возрасте прочитал, что в XIX веке среди математиков было очень популярно исследование конических сечений, очень много интересных задач решали по этому поводу. Но потом эта наука стала никому не нужной и умерла. Но проблемы не случилось: эти профессора так и остались выдающимися профессорами, они учили прекрасных студентов, которые потом создавали основы современной математики. Это нормально, наука - это живой организм, который сбрасывает кожу и живет дальше.

То есть огромные остатки имперской армии в виде маленьких и больших научных городков, которые разбросаны по всей стране и действительно с 70-х. не обновлялись и потеряли свое значение, нужно отдавать университетам, переориентировать под какие-то новые цели?

Это сложный вопрос. Насчет переориентировать под новые цели - да. Мое личное мнение, я понимаю, что могу быть неправ, и спокойно к этому отношусь, этим центрам надо ставить задачу - поставить себе ее изнутри они не способны. Если было бы иначе, то, когда началась так называемая спецоперация против Академии наук, пришли бы ученые и сказали: "Да вы что, мы сейчас решаем проблему создания нового человека, а вы нас рубите". Сейчас не так: одна лаборатория делает одно, другая - другое, какая-то мозаика из всего, что когда-то было. Не их задача быть скаутами, им нужна задача.

Говорят, Академия наук всегда себе ставила задачи. Что неправда, то неправда. Разве Академия наук СССР решила создать ядерную бомбу или провести исследования в области космического пространства, приспособить спутники для нужд народного хозяйства? Да упаси Господи. Нормальные люди, налогоплательщики, народ и его представители, руководство - общество должно поставить задачу.

Не спрашивайте меня как, это отдельная история, но общество должно ставить задачи перед массами ученых. Говорить, вы - ученые, вы - армия, вы нас защитите от этих вирусов и вот от этого, и давать им деньги.

Там уже такая вольность сложилась - 20 лет никто никем не руководил, каждый делал то, что хотел.

Константин Игоревич, как вы относитесь к реформированию РАН?

У меня нет однозначного ответа. Я отталкиваюсь от того, что я вижу в прессе: очень эмоциональная реакция и какое-то упрощение. С обеих сторон идет формирование образа ничтожного врага.

С одной стороны говорят, "эти выжившие из ума старикашки-прохиндеи", а с другой - "эти наглые братки, чиновники, которые только распилом умеют заниматься". И те, и другие неправы.


Если говорить о выдающихся ученых - они есть, но их мало, не все наши академики - выдающиеся ученые, по крайней мере в международном понимании. В Советском Союзе у нас были некоторые критерии, не все сегодня подходят под определение выдающихся ученых. При этом я, так случилось, встречался со многими чиновниками Министерства образования уровня замминистра - это очень толковые, умные и интеллигентные люди, не распильщики, они пытаются что-то сделать.

Беда заключается в том, что не было переговорного процесса на протяжении очень долгих лет. Академики, руководители академии должны были теребить правительство и требовать, чтобы для них было что-то сделано, надо было настойчиво пытаться что-то поменять, собраться в кулак и пробиваться. Те, кого мы называем чиновниками, - какие они чиновники, они такие же кандидаты, доктора наук, они получили хорошее образование, многие из них были за границей, они хотят что-то сделать. Похоже, что период, когда совместно это можно было организовать и действительно что-то сделать, прошел. Пройдена точка невозврата. Я не представляю, как они дальше будут вести какой-то диалог. По чьей вине диалог не получился - это вопрос.

Нужно реформировать, конечно, нужно делать много чего. Я сам из академического института вышел и вижу, как там все тяжело.

Был длительный период отрицательной селекции: как только человек поднимал голову, что-то у него получалось, он либо укатывал на Запад, либо шел в бизнес: все самые лучше специалисты уехали, а самые поворотливые ушли в бизнес. Остались те, кому некуда было идти. Некоторые из них - по возрасту, по личным причинам, а значительная часть - по невостребованности. Эти невостребованные люди во многих академических институтах сейчас задают тон и говорят, что это они - продолжатели светлого дела науки.


Конечно, не везде так, есть очень мощные институты и лаборатории, но их мало. Я могу выйти в белом фраке, но если на нем будет маленькое чернильное пятнышко, никто не увидит фрак, все будут смотреть на пятнышко. А тут уже не одно пятнышко - в Академии явно существовал и существует балласт.

Вопрос, что делать с этим, безумно сложный. Я сказал про невостребованных людей, но ведь нельзя людей распределить на тех, кто важен для общества как функция, и тех, кто не важен. Мы же не спартанцы, которые детей с горы бросали. Стивена Хокинга в Спарте бы не было. Это какая-то патовая ситуация, и потребуются очень серьезные усилия, чтобы ее распутать. Чтобы сохранить РАН и сделать ее действительно уважаемой и, затасканное слово, эффективной.

Есть два мнения по поводу реформирования. Первое: Академия должна остаться Министерством науки. Второе: РАН должна превратиться в "клуб ученых", вокруг которого вертится научная жизнь. А как Вы считаете?

Есть воюющие армии, а я - мирное население. Я достаточно пожил и достаточно поездил по миру, чтобы понять, что жизнь не черно-белая. Даже когда есть один цвет, оттенков или яркости может быть огромное количество.

Это тонкие материи, нельзя так. Понятно, что в какой-то момент приходится резать, потому что средств не хватает. Если бы в стране было полно денег, можно было бы сказать, пусть живет Академия, как живет, а мы вырастим альтернативную систему, которая потом возьмется за все и все сделает. Но не получается, потому что средств не хватит.

Мне могут ответить, что мы огромные суммы тратим на Олимпиаду. Это имиджевая для страны вещь. Большинству будет гораздо интереснее смотреть Олимпиаду, и проникаться гордостью за каждую золотую медаль, чем знать, что где-то там, в Академии наук, что-то создали.

Двух министерств науки быть не должно - они всегда будут драться. Или должен быть гений типа Наполеона, который создал несколько тайных полиций, каждая из которых следила за другой. Что касается "клуба ученых", чем плохо? Взять, например, американскую академию наук (National Academy of Science). Это не просто клуб, это очень большое влияние. Я знаю пару национальных академиков - это университетские профессора, они крайне влиятельны в своем экспертном пуле.

У нас слово "эксперт" какое-то приниженное, а там это очень важные люди. Если американское правительство запустит миллиардную программу - решающий голос будет у этих людей. Причем это будет не безликая масса, а 5-7 человек, которые скажут да или нет. С их подачи можно представить статью в PNAS - это престижная публикация. Если он соглашается представить мою публикацию, мои шансы на получение гранта возрастают в несколько раз. Это люди, которые имеют много нитей управления в своих руках.

И в России могла бы быть подобная структура, которая обладала бы нитями экспертными, наверное, сохраняя у себя исследовательские мощности, но не в таком объеме, как сейчас. Сколько сейчас институтов? Сотни две? Это очень много.

Я не могу сказать, что я за один или за другой сценарий. И, если бы, не дай бог, меня включили бы в какую-то комиссию и сказали принимать решение… Поверьте, в жизни достаточно редко бывают моменты, когда нужно принимать серьезные взаимоисключающие решения. На самом деле, мы обычно знаем, чего хотим, и туда двигаемся, хотя нам кажется, что мы что-то выбираем. Но в этом случае меня бы раздирало, как буриданова осла, потому что и тех поддержать хочется, и порядок навести хочется. Как говорил Калягин, "и есть хочется, и худеть хочется - всего хочется".

Один из громких проектов последнего времени в российской науке - "Сколково". Как Вы относитесь к тому, что там происходит?

Я не совсем знаю, что там происходит.

В России народ научился ничему не верить. Если что-то создается, всегда это можно объяснить тем, что это вариант распила денег.

То есть зачем создавать "Сколково", вместо того чтобы раздать по институтам? Как я понимаю, в России наконец среди руководства возникло понимание, которое пришло из теории сложных процессов и самоорганизации. Там есть известный факт: фазовый переход из одного состояния в другое практически никогда не проходит во всей системе. Если вы будете в ходе химической реакции очень хорошо раствор перемешивать, реакция может не пойти, потому что нужны так называемые центры кристаллизации, откуда идет переход, фазовая волна. Поэтому не распылять средства везде понемножку, а влить их в конкретные места, чтобы там случился переход и оттуда процесс пошел, как раз очень важный концептуальный момент.

Как я понимаю, идея "Сколково" была именно в этом.

Я не верю в злокозненность тех, кто "Сколково" придумал, что изначально это создавалось для того, чтобы все "распилить".

Я видел людей, которые принимают решения, полагаясь на физиогномику, у меня есть доверие к ним. К некоторым нет, которые в Госдуме выступают, а к некоторым есть. То есть идея была достичь термоядерной реакции благодаря концентрации средств, ресурсов, людей.

Может быть, ошибка была в том, что очень много стали ставить на американских партнеров, в том числе и из MIT. Может быть, стоило больше кооперироваться со спокойными немцами, с европейцами, перенести их модель на нашу почву.

Всегда, когда происходит движение, взбиваются клубы пыли, и там оказывается всякая шелуха. Я не знаю, что будет со "Сколково". Я знаю один минус - строительство началось на пустом месте. Все-таки на пустом месте не очень хорошо строить. Хотя Петру I удалось на пустом месте Санкт-Петербург построить, но какой ценой - косточки русские там в земле. Наверное, лучше было бы делать это на основе университетов - там под рукой кадры.

Вы долго проработали в одной из самых экзотических стран. Что Вас больше всего поразило в Японии, насколько тяжело было работать там?

В Японию впервые на три месяца я съездил в 1993г., 20 лет назад. Что меня поразило в начале 90-х гг., это насколько образы Японии - внешний и внутренний - отличались друг от друга. Внешний - bullet train на фоне Фудзиямы. А внутренний: меня поселили в относительно недорогой гостевой дом, внутри там было хорошо, но стены были гнилые, изъеденные древоточцами. У себя в постели я как-то убил сороконожку - это было почти как в фильме про Джеймса Бонда.

Цивилизационных провалов в комфорте было довольно много, и это меня поразило, потому что на тот момент я проработал полтора года во Франции, полгода в Германии.

И когда из чистенькой Европы я приехал в Японию, впечатление было "боже, куда я попал". И это ощущение фасада и задней стороны было постоянным. Также и японцы, когда начинаешь с ними что-то делать, понимаешь, что все не так хорошо, как ты думал.

Но мне повезло, у меня появилась там пара друзей - настолько, насколько можно дружить с ними. Иностранцу подружиться с японцем, наверное, можно только в том случае, если японец сам где-то за границей пожил - у него другая ментальность появляется.

Но за 20 лет там все сильно изменилось. Грязные тропинки в отдалении от главных улиц замостили. У них это с постоянной скоростью идет.

Вы знаете, что проблемы после землетрясения были связаны там в основном с человеческим фактором. Когда зазвучала сирена о цунами на "Фукусиме", они бросили станцию, не заглушив реактор. Притом что для спасения можно было просто подняться на четвертый этаж бетонного здания. В тех деревнях, где было наводнение, люди бежали к госпиталям и школам и поднимались на верхние этажи этих серьезных бетонных зданий. Маленькие дома, конечно, смывало. А с "Фукусимы" просто уехали и все оставили.

Когда приехали обратно - отсоединилась система охлаждения. Надо было включать резервные насосы, чтобы быстро охлаждать реактор. Из 13 резервных насосов 11 не заработали, 2 сломались. Почему - примерно потому же, почему у меня не заработал очень тонкий микроманипулятор для моих исследований. Потому что заставляли из-за экономии энергии выключать кондиционер в ночное время в лаборатории, а у них насосы хранились на вовсе не кондиционируемом складе, и все просто проржавело, там влажность огромная летом, никто не следил за состоянием. У японцев есть черта, которая делает их очень хрупкими в плане чрезвычайных ситуаций: они думают, если на кнопку нажмешь, то все сработает. Принес насос, воткнул, нажал на кнопку - а он не заработал. Была целая цепь человеческих ошибок. 30 дней они не сообщали, что ситуация вышла из-под контроля. Это частная компания - доверьте так частным компаниям работать на атомных электростанциях. Когда правительство взяло ситуацию под свой контроль, время уже было упущено, все было очень серьезно.

Вы один из самых известных возвращенцев. Советуются ли уехавшие за границу коллеги относительно того, стоит ли возвращаться в Россию? Если да, что Вы им отвечаете?

Никто не спрашивает, возвращаться или не возвращаться, и я никого не спрашивал. Для меня был более серьезным момент уехать из США в Японию, чем из Японии в Россию - пороговые реакции немного разные.

Я сейчас активно сотрудничаю с несколькими нашими людьми за границей. Более того, мы сейчас будем их активно вовлекать по этой же программе топ-100 - будем привлекать зарубежных профессоров для чтения курсов студентам. Особенно легко соглашаются бывшие выпускники Физтеха.

Возвращение всегда связано с личными моментами. Если им покажется здесь комфортно, то могут решить вернутся. Чаще могут об этом говорить те люди, которые немного моложе и которые находятся на развилке. В США человек какое-то время ходит в постдоках, работает в одной-другой лаборатории, набирается опыта, а потом наступает критический момент, когда он либо получает свой тенюр (tenure track - повышение по должности. - Примеч. РБК) или не получает. И тех, кто не получает, очень много. Постдоком там довольно легко устроиться, а вот университетским профессором далеко не каждый станет. Человек может до конца дней своих так и прожить на грантах, на небольшую зарплату. В этот момент выбора, мне кажется, нужно вклиниться и сказать: "Слушай, парень, чего ты там будешь, иди сюда, не проиграешь". И будет хорошо, если такие люди будут приходить сюда руководителями лабораторий.

Если бы нам таких удалось десятка полтора сюда привезти, это была бы самовоспроизводящаяся система, среда.